Оккупация и ликвидация
Боец истребительного батальона вспоминает, как жил на оккупированной немцами территории и как ловил фашистских диверсантов.
Владимир Николаевич Северин родился на Черниговщине в 1927 году. Только-только окончил 7 класс, собирался идти в восьмой, но в сентябре 1941 года область захватили немецкие войска. В ближайшие два года стало не до учебы.
— Недалеко от нашего хуторка, на окраине поселка Батурин стоял батальон красноармейцев, — вспоминает Владимир Николаевич. — Солдаты отрыли окопы и ждали немцев. Дождались, весь батальон был разбит. Фашисты просто перепахали всю территорию минометами и прошли дальше. Так началась оккупация. Самих немцев в том бою погибло всего четыре человека, их похоронили напротив нашей избы. Не успели они закопать своих, как на дорогу вышел наш солдат, единственный выживший из батальона. До сих пор понять не могу, ну зачем он вышел? Ведь можно было переждать, потом прийти к местным, переодеться. А он в гимнастерке прямо на них. Они отвели его в наш сад, один немец сорвал яблоко и дал солдату, мол, иди и ешь. Другой фриц в этот момент выстрелил красноармейцу в затылок. Захоронили прямо у нас в саду. Закопали плохо, ноги торчали. Мы потом обыскали его одежду, хотели найти хоть какой-то документ, письма, чтобы узнать имя бойца. Так и остался неизвестным… Через несколько дней немцы приехали, взяли штырь металлический и стали проверять, лежит труп или нет. Очень щепетильные были.
РУССКАЯ МАХОРКА
В оккупации юный Владимир жил до августа 1943 года. Как вспоминает ветеран, темное было время: комендантский час с шести вечера до шести утра, постоянные патрули, полицаи — не дай бог появиться на улице.
— Однажды поехали с ребятами на лыжах кататься, и припозднились. Навстречу полицай, из местных. Снял с плеча карабин и давай прикладом избивать. Легко отделались, мог бы и пристрелить.
Через поселок Батурин немецкие подразделения проходили каждый день. По железной дороге они ездить не решались, боялись партизан, поэтому шли окольными путями. От тяжелой техники все дороги были разбиты. На их восстановление оккупанты сгоняли женщин и детей.
— Рубили в лесу сосну, а бревна подкладывали в тех местах, где особенно трудно было проехать, — рассказывает ветеран. — Работали под конвоем. Боялись, что мы бомбу подложим им. Товарищ мой, старше меня на два года, Андрей Дробязко, увидел, что конвоир наш трубку курит да и предложил ему махорки русской. А махорка эта была для травли моли, порошок. Немец забил трубку, вдохнул, и сразу побелел. Глаза навыкат, карабин выпадает из рук. Я подбежал и несколько раз ударил его по хребту кулаком. Ожил конвоир на наше счастье. Если бы задохнулся, наверняка всех бы расстреляли.
А был еще случай, когда подросток едва не погиб. Немцы ликвидировали колхозы, а вместо них учредили общины, где местные работали под руководством старосты.
— Сидим с ребятами однажды возле бывшего колхоза, а тут комендант района на машине едет. Сколько буду жить, всегда его фамилию помнить буду — майор Раш. Ох, и наглый тип был. Постоянно с плеткой в сапоге ходил. Так вот подъехал, нас увидел, и давай через водителя-переводчика орать: «Время 9 утра, почему сидите, быстро работать!» Достал пистолет и давай по нам стрелять. К счастью, никого не задел.
— Встречались вам за время оккупации нормальные немцы, которые помогали по хозяйству, делились продуктами, вещами?
— Может и были такие, но мне не попадались. Только один раз, помню, чешский офицер, он с немцами был, бросил как-то нам фразу: «Потерпите, скоро ваши придут». Пожалуй, это единственный момент проявления хоть какой-то заботы, если так можно сказать.
ЗА ПРЕДАТЕЛЯМИ И ДИВЕРСАНТАМИ
Летом 1943 года советские войска освободили Батурин. Началась тотальная мобилизация, в армию брали даже одноглазых. 16-летний Владимир Северин добровольно пошел в военкомат. Записали юношу в истребительный батальон по борьбе с диверсантами.
— Когда наши отбили Батурин, часть полицаев ушла с немцами, а часть осталась, — рассказывает участник войны. — Они вместе с предателями, «власовцами», старостами сбивались в банды и нападали на людей, магазины. Грабили и убивали. Вот за ними, а также диверсантами мы и охотились. Наш батальон был подразделением МГБ (Министерство государственной безопасности — Ред.)
— Немцы часто выбрасывали в нашем районе диверсионные группы, — продолжает Владимир Николаевич. — Особенно, когда шли бои за Киев. Однажды жители одной деревеньки сообщили, что спустились парашютисты. Стали прочесывать лес и нашли троих диверсантов. Они еще не успели парашюты спрятать. Около двух часов бой длился, не хотели они сдаваться. Их — трое, нас 15 человек. В итоге одного парашютиста уничтожили, одного — тяжело ранили, ну а третьего все-таки пленили. На допросе выяснилось, что все они уроженцы этих мест, прошли подготовку в немецкой разведшколе. А в тыл их заслали, чтобы подорвать участок Юго-Западной железной дороги на станции Бахмач. Это был важный транспортный узел.
В ноябре 1944 года Владимира Северина взяли на воинский учет, мобилизовали и приняли на действительную воинскую службу. Стране нужны были офицеры, поэтому паренька отправили в подмосковный поселок Белоомут, в школу младших командиров. Демобилизовался Владимир Николаевич в 1953 году.
Кстати, выяснил ветеран и судьбу своего обидчика-полицая, того самого, что избил мальчишку прикладом карабина за нарушение комендантского режима. Его судили и дали 10 лет лагерей. После отсидки полицай вернулся на родину и каким-то образом устроился директором на веревочный завод. Но вдоволь пожить ему не удалось, через несколько месяцев труп предателя выловили из реки. Кто-то из местных окунул полицая в прорубь…