Рок-н-ролл мертв, Jack Wood еще нет: интервью скандально неизвестной группы
На концерте группы Jack Wood я была во второй раз. Место встречи изменить нельзя – всё тот же Дом Культуры, всё тот же приглушенный свет, всё тот же узкий круг ценителей гаражного рока. Дерзкое трио из Томска олицетворяет собой всё то, что утратило наше потерянное поколение: свобода самовыражения, сексуальная раскрепощенность, эпатаж, стиль, магия… Магия аутентичного рока приветом из 70х. Редкое в наше время явление – застать группу, в которой сочетаются качество звука, сценика и перфоманс. Музыкантов не просто хочется слушать, на них хочется смотреть, не отрывая глаз. Когда Jack Wood вышли на сцену, стены клуба задрожали от густого баса. Вокалистка, хрупкая, как тростинка, обматывала тело микрофонным шнуром, ползала по полу и пела на английском грязные песни. Слушатели, если не сказать зрители, пребывали в состоянии транса: одни погружались в глубины своего сакрального «я», другие падали прямо на сцену. После музыкального шабаша, мне довелось побеседовать с музыкантами лично. Самой разговорчивой оказалась вокалистка (ребята принципиально не называют своих имен):
– Откуда взялось название группы?
– Мы с гитаристом знакомы с самого детства. У нас был пёс, которого звали Джек. Когда Джек умер, мы закопали его в лесу и нарисовали карту места захоронения, чтобы его навещать. Но пса мы не навещали много лет, потому что все эти годы враждовали. Впоследствии Джек нас и помирил: мы с гитаристом, поехали в лес искать его останки, ничего не смогли найти и заблудились. Нас выручил человек на машине, который, как оказалось, ездил в лес, чтобы выкопать какие-нибудь кости. Из костей он делал барабанные палочки. Так мы нашли барабанщика, и где-то недалеко от гнилого Джека группа и образовалась.
– Расскажите о географии ваших выступлений. Рязань, Москва, Питер, Томск…
– В Томске мы, кстати, не выступали.
– Да ладно, как так получилось?
– Понимаешь, если соглашаешься на меньшее, меньшее и получаешь. Те, кто думает, что выступать в Томске – это предел, выступают только в Томске. Наш город – это то еще болото. Поскольку Томск маленький, в нем очень много зависти. Я не думаю, что нас там особо ждут. Многие думают, что если ты даешь концерты в Москве, ты априори зазнавшаяся скотина.
– Это похоже на Рязань?
– Да, Томск и Рязань – практически города-побратимы (смеются). Эта история типична для всех провинциальных городов. Только Рязань находится в четырех часах от Москвы, а мы – в двух с половиной днях езды.
– А как вы относитесь к выезду заграницу?
– Положительно. Единственное, что всегда немного останавливает – это морока с документами. Мы не супер-работящие люди с высоким достатком, чтобы подтверждать какие-то финансовые истории. Это не про нас. Не так давно нас пригласили в Лондон, но у нас возникли сложности с визой. Великобритания вообще весьма закрытая страна. Но, учитывая то, что Jack Wood – относительно молодая группа, я думаю, всему свое время. Не стоит хвататься за любой удачный шанс – у меня есть суеверие на этот счет.
– Ваша группа окутана завесой тайн. Когда я искала про вас инфу в интернете, то едва ли смогла найти что-то конкретное. Такое ощущение, что для вас характерно некое камерное позиционирование.
– На самом деле нам просто все равно. Нам часто говорят: «Ребята, вам нужно сделать кавер на такую-то группу, тогда фанаты этой группы начнут слушать вас, вы станете известны». Мы не ставим себе цель быть известными или всем на свете нравится. На самом деле, это удел достаточно ущербных ребят. А мы какие-то крайне самодостаточные получились. В любом случае, когда количество слушателей увеличивается, это всегда приятно. Зачастую, это наводит на мысли, что в нашей стране еще не все потеряно. Новое поколение ведет себя как порабощенные роботы. Люди разучились внутренне вскрываться на «лайвах». Наши выступления – по сути, жертвоприношения оставшейся свободе. Мы призываем слушателя сделать выбор в пользу свободы.
– Допустимы ли в вашем творчестве русскоязычные тексты?
– В нашем творчестве это недопустимо. Есть определенный жанр, который никак не сочетается с русскими текстами. Но, в принципе, никто и не спорит, что русский язык – великий и могучий. Я, например, человек с тонкой душевной организацией и пишу стихи на русском языке. Но я не могу наложить эти стихи на музыку, которую мы создаем. А если мы будем создавать другую музыку – ни о каком жертвоприношении речи быть не может. Более того, своей американизированной музыкой, своими английскими текстами мы подчеркиваем наше поколение, потому что наше поколение – американизированное отродье. В нашей позиции есть что-то саркастичное.
– А как же тот срез общества, о котором редко говорят в богемных кругах – гопники и быдло? Люди, которые грызут семки, пьют в подъездах, не видят дальше собственного носа.
– Это так здорово, что они есть. Они просты в общении, просто сверхлюди (смеются). На их фоне все еще сильнее выделяются и контрастируют. Такие люди – не наша целевая аудитория, это очевидно. Но они нас очень сильно подогревают. Когда панк-славянский союз кричит во время выступления «пой на русском, педовка», – это крайне возбуждает.
– Ваше отношение к отечественной рок-сцене? Кого можете выделить?
– Туева хуча. Но большинство из них умерло, Майк Науменко умер, Башлачев, умер… Есть русская группа «Труд», есть Шнур. Хотя Шнур немного заигрался – рок-музыкант, который снимается в рекламе препаратов для повышения потенции, вызывает множество вопросов. Наверное, он выбрал правильную позицию для нашей страны, в нашей стране по-другому никак. В этом есть что-то трагикомичное. Умершие музыканты, музыканты старшего поколения появились только потому, что в нашей стране было много запретов.
– Известный факт, что железный занавес оставил сильный отпечаток на рок-сцене советско-перестроичного периода.
– Железный занавес приближается, я искренне так считаю. В любом случае, чем больше запретов, тем больше у души рвения высказаться. Сейчас молодежь ведет себя вальяжно, вальяжно говорит о политике, при этом совершенно в ней не разбираясь. Потому что это дозволено, а пока это дозволено – такое поведение выглядит глупо. Вот если высказываться запретят, возможно, появятся настоящие рок-коллективы. Русский рок – это кухонный рок, где шепотом рассказывают о том, как нам плохо.
– Но вы же являетесь полным антиподом такого русского рока, где люди собираются в тесной хрущевской кухне, и за бутылкой водки обсуждают что-то втихую.
– Как сказать… просто вместо водки мы можем позволить себе бутылку «Джека». Когда-то народ понял, что их единственное оружие – это слово. Наше оружие – это микрофон, это инструмент, это музыка.
– Наверное, вам неоднократно говорили по поводу сценического поведения. Такое артистическое, сексуальное, вызывающее амплуа вгоняет в некий транс. Это импровизация?
– Конечно, когда мне говорят: «Девушка, где вы научились так танцевать?», – я отвечаю, что я просто отдаюсь процессу. До того, как появился равномерно темперированный строй (что было величайшей ошибкой человечества) – музыка была интуитивна. Музыка сопровождалась танцем. Ты двигаешься, и от этого зависит, что ты споешь дальше, что ты сыграешь дальше, какой звук ты издашь. Я могу приравнять музыку к сексу – эти понятия неразрывны. Во время наших выступлений мы с удовольствием жертвуем собой, отдаем свою энергию, слушатели отдают нам свою. И именно для этого существует сцена, звук, подзвучка, все.
– И напоследок, что бы хотели пожелать вашему слушателю.
– Пусть у нашего слушателя не пропадет слух. Слушатель должен оставаться слушателем, иначе во всём этом пропадает смысл.
Мария Забурдаева
Фотографии Марии Быстровой
